С того момента, как Владимир Путин занял должность президента более 20 лет назад, он вновь и вновь говорил об идее вертикали власти, ставшей отличительной особенностью его правления, пишет московский корреспондент журнала New Yorker Джошуа Яффа.

Эта “вертикаль” подавалась как противоядие беспорядку и беспомощности российского государства в 90-х годах. Путинская же Россия должна была функционировать как целостная иерархическая машина, где он будет на самом верху и от него будут снисходить его воля и решения для всех – от губернаторов до бизнесменов, директоров школ и шпионов.

Но пандемия показала, насколько преувеличена эффективность этой вертикали. Путин периодически появлялся в телеэфире, чтобы объявить о новых “нерабочих днях”, предоставляя регионам возможность самим выбирать ограничительные меры и не предлагая ничего существенного в плане экономической поддержки. Его видеоконференции с губернаторами транслировались по федеральным каналам, но выглядел он скучающим и самоустранившимся, пишет автор.

Реакцию России на пандемию нельзя назвать ужасной: даже при столь большом числе случаев выявленных заражений и вызывающем сомнение официальном количестве смертей система здравоохранения сумела избежать коллапса и такого огромного количества смертей, которое было бы невозможно скрыть. Региональные чиновники и медицинские работники сумели самостоятельно начать борьбу с распространением вируса.

Но сама вертикаль показала свою психическую или виртуальную силу, а не способность к эффективным действиям в условиях реального кризиса, пишет New Yorker.